И меня самого не раз спасала вера

Конкурс «Военный корреспондент»
Конкурс бессрочный! Итоги подводятся этапами, все присланные фото и рассказы будут напечатаны. А лучшие — будут награждены!

В начале 1988 года, когда вся страна отмечала 45 лет Сталинградской битвы, мой дедушка, Скляр Михаил Константинович, взял меня на очередную встречу ветеранов – защитников твердыни на Волге, которая проходила на легендарном Мамаевом кургане.
Тому, что дедушка старался меня приобщить к этой неразрывной связи поколений, я не удивился – практически каждый год мы выезжали с ним по местам его боевого пути: Брестская крепость, Брянские леса, Орел, Курск, Киев…
Но к этой поездке мы готовились тщательно, даже, можно сказать, с каким-то трепетом и волнением – мне предстояло увидеть однополчан дедушки, тех, для кого понятие «фронтовое братство» стало частью их судьбы. Такие встречи невозможно описать никакими словами, так как на них все ветераны словно преображаются, становятся моложе на десятки лет, словно не было меж ними временного интервала разлук.
Но меня тогда поразила не столько статность и красота этих убеленных сединами молодцевато подтянутых защитников Отечества, как то, что некоторые из них были в рясах и с наперсными крестами. В те годы еще не принято было говорить открыто о православии и о том, какую роль сыграла вера в годы войны. И нет ничего удивительного, что я старался делать какие-то записи о той встрече, с некоторым волнения и робостью выспрашивая ветеранов, ставших священниками после Великой Победы.
«До Сталинградской битвы я и предположить не мог, что стану священником, — вспоминал  Дмитрий Степанов, настоятель храма в одном из сел Орловской области. — Тем более что я был комсоргом роты. Мне тогда шел восемнадцатый год. В одном из оборонительных боев  в сентябре 1942 года я был контужен, и меня завалило землей от разорвавшего рядом снаряда. Сколько часов я пролежал без сознания — не помню. Только очнулся в какой-то деревенской хате в относительно чистой гражданской одежде. У печки хлопотала какая-то старушка. А на следующий день в избу вошли фашисты и меня увели в неизвестность. Так я попал в плен к немцам.
На допросе эсэсовец, сверкая жуткой кокардой с черепами и скрещенными костями, приказал  мне раздеться донага и, тыча кулаком мне в грудь, стал что-то грозно выкрикивать по-немецки.  Нависла смертельная угроза. Чем бы все закончилось в то осеннее утро, я не могу даже представить. Но произошло воистину чудо: спас нательный медный крестик, блестевший на груди. Его мне надела бабушка, провожая на фронт. «Надень его, Дима, — обратилась она ко мне с напутствием, — его носил твой дед Владимир в Первую мировую и вернулся c войны целым и невредимым с двумя Георгиями. И тебя он спасет от врага».
«Коммунисты и комсомольцы крестиков не носят, а у него крестик», — почему-то заступился за меня переводчик из местных. И пока фашист размышлял о моем будущем, я стал тихонько повторять слова молитвы и петь духовные песни, которые когда-то слышал от бабушки, стал взывать к Богу: сохрани мне жизнь, Господи, и я  послужу Тебе, в каком велишь качестве…
Эта молитва и спасла меня, фашист несколько оттаял и велел отправить меня в помощь истопнику. А ночью я, воспользовавшись темнотой, убежал и через три дня оказался в расположении своей части. О моем пленении никто в батальоне и не догадывался, а я не стал  им обо всем рассказывать. Прошел всю войну, на Курской дуге в одном из разрушенных домов подобрал образ Казанской иконы Божией Матери, который сегодня стоит в моей церкви. И уже после войны исполнил свое обещание – стал сельским батюшкой».
«А меня спасла молитва моих младших братьев и сестер, — подчеркнул отец Серафим из Саратова, кавалер двух орденов Красного Знамени и ордена Славы. – Я попал на фронт в конце 1941 года, принимал участие в освобождении Подмосковья, был тяжело ранен, два месяца пролежал в госпитале, а потом попал под Сталинград.
В августе – октябре 1942 года фашисты особо лютовали, как-то по-звериному пытались выйти на волжские берега, сломить сопротивление нашей обороны. В одном из боев мы оказались оторванными от наших частей: передовые части немцев вышли на несколько километров вглубь нашей обороны, и мы очутились как бы в тылу у противника, не прекращая в то же время вести редкий (из-за нехватки боеприпасов) огонь. От нашего взвода остались в живых всего шесть раненых бойцов, в том числе и я.
Мы прекрасно понимали, что следующая атака фашистов будет для нас последней. На всех оставалось не более десяти патронов и две или три гранаты. И мы, не сговариваясь, почему-то стали негромко, кто как умеет, молиться, выспрашивая друг у друга прощения за все обиды, нанесенные вольно или невольно.
На утро следующего дня мы увидели огненное зарево и услышали артиллерийскую канонаду со стороны наших войск. Мины и снаряды стали рваться вокруг, но  нас не задевали даже осколками. А буквально через два часа нас освободил передовой отряд соседней дивизии. Как мы потом узнали, никто и не подозревал, что мы будем живы, на нас всех заготовили похоронки, которые, слава Богу, не успели отправить.
Войну закончил под Прагой в звании капитана и ни разу после того дня не был ранен.
После войны я закончил строительный институт, поступил  в семинарию, стал священником и, с учетом гражданской специальности, восстанавливал храмы и соборы в Воронежской и Курской областях. А с 1972 года – настоятель одного из храмов в Смоленской области.
«А как ты думаешь, Игорь, — обратился ко мне дедушка Миша при возвращении домой. — Могли ли мы не победить в этой самой жестокой и кровопролитной войне в истории человечества, если за нами стояла память и слава нашего народа-победителя, слава и подвиги дружин Александра Невского и Дмитрия Донского, Александра Суворова и Михаила Кутузова, Федора Ушакова и Павла Нахимова. У нас был великий опыт наших славных предков, которые и молились усердно, и побеждали отважно. Если Маршал Победы – Георгий Константинович Жуков,  прежде чем начать наступление, совершал троекратный поклон и молился Богородице». И как подтверждение этой мысли,  дедушка зачитал мне слова российского историка Н. М. Карамзина: «Когда против святого благоверного князя Александра Невского выступило шведское войско, князь Александр молился с усердием в Софийской церкви, принял благословение архиепископа Спиридона, отер на праге слезы умиления сердечного и, вышедши к своей малочисленной дружине, с веселым лицом сказал:  «Нас немного, а враг силен; но Бог не в силе, а в правде: идите с вашим князем!» И многочисленное войско неприятеля было разбито нашей малочисленной дружиной».
Генералиссимус Суворов учил русских воинов: «Чудо-богатыри – покой,  опора и слава Отечества! С нами Бог! Молись Богу: от него Победа! Дух укрепляй в вере отеческой, Православной».
Великая Победа над сильнейшим демоническим врагом началась с победы духовной. С благословения Русской православной церкви на разгром врага в первый же день войны, 22 июня 1941 года. С горячих молитв отцов и матерей. С благословения сыновей, идущих на фронт, крестами и иконами, которые воины и военачальники носили с собой. Так, маршал Борис Михайлович Шапошников, бывший начальник Генерального штаба Красной Армии в годы войны, носил финифтевый образок святителя и чудотворца Николая и каждый день молился: «Господи, спаси Россию и мой народ».
Да и меня самого не раз спасала вера. По большому счету атеистов на фронте не было: хоть самая малая искра веры зажигалась в сердце. У нас в полку перед атакой многие крестились, мастерили крестики из подручного материала и надевали на себя (чтобы сохранить жизнь, а главное – выиграть бой). Чувство уважения к святыне всегда было присуще русскому солдату. Да и знали мы, что наше дело – правое!»
После той встречи я как-то по-особому увидел своего дедушку. И во мне что-то произошло, что-то изменилось в душе моей.
Более тридцати пяти календарных лет отдал он службе в Вооруженных Силах СССР,  был награжден орденами и медалям за боевой подвиг и ратный послевоенный труд. Ушел в запас в звании полковника. До последнего дня трудился в отделе кадров одного из предприятий города Астрахани, в областном Совете ветеранов возглавлял работу по патриотическому воспитанию молодежи.
Вот уже более двадцати пяти лет прошло, как нет его с нами, но заповеди его, как и память о той встрече ветеранов в феврале 1988 года, и сегодня остаются для меня нравственным и духовным образцом, которые я стараюсь передать своим детям как эстафету поколений.
Игорь КУЧМЕНКО.
Печатается с сокращениями.