Письма с фронта
Из письма танкиста Ивана Колосова, 1941 год
Никогда я не прожил бы жизнь так, если бы не ты, Варя. Спасибо тебе, родная! Человек стареет, а небо вечно молодое, как твои глаза, в которые только смотреть да любоваться. Они никогда не постареют, не поблекнут. Пройдет время, люди залечат раны, люди построят новые города, вырастят новые сады. Наступит другая жизнь, другие песни будут петь. У тебя будут расти красивые дети, ты еще будешь любить. А я счастлив, что ухожу от вас с великой любовью к тебе. Твой Иван Колосов.
* * *
Письма 20-летнего летчика, офицера Юрия Бородина, погибшего в боях под Киевом
Милая Лида! Ты хочешь вызвать меня телеграммой? Нельзя. Не сердись. Полеты в разгаре. И ведь ты же умная, ты понимаешь, что мне доверено самое дорогое — защита Отечества. А чтобы его защищать, надо учиться. Ведь даже тебе я не буду нужен недоучкой. А потом, понимаешь, я эту даму со звучным именем «Авиация» люблю… Так же сильно, как тебя и Волгу. Так что терпи. Жена летчика — это не так-то просто. (30.06.1941)
Удивительная тишина вокруг. Кузнечики… Трава… Солнце… Как будто нас сюда на пикник собрали. А люди отсюда уходят на смерть. Но я умирать не собираюсь, у нас с тобой еще так много впереди.
Вчера сажали на аэродроме деревья: пусть потомки вспомянут добрым словом.
(12.7.1941, день смерти)
* * *
Из письма командира партизанского отряда Александра Германа, 1942 год
Фаинушка, какие бы испытания тебя ни ждали впереди, будь всегда крепкой, стойкой советской женщиной. Сейчас помогай всем, чем можешь, бить врага, словом и делом, народ тебе потом скажет спасибо. Так воспитывай и Алюську. Ну пока. Крепко прижимаю к сердцу тебя и Алюську. Ваш Шура.
* * *
Из фронтовых писем Мусы Джалиля
Супруге Амине (Нине), 12 января 1942 года
Дорогая Амине! Я дневники не пишу, не чувствую внутренней потребности, а принудить себя не могу и не хочу. Но иногда бывают такие минуты в жизни, когда мыслям и чувствам становится тесно в сердце и в голове, хочется чтото писать: не то дневник, не то письмо.
Последний мой отъезд из Казани был самым тяжелым моментом моей жизни за последние годы. Я до этого два раза расставался с тобой, уезжая на фронт, но последнее расставание было во сто крат тяжелее, чем первые два. Не видя никаких особых причин для своей грусти и переживаний в день расставания, я с испугом начал сомневаться: не есть ли это предчувствие того, что я не увижу ни тебя, ни Чулпан. Но такая мысль пришла только на миг…
Я это чувствовал первый раз, когда прощался с Чулпаночкой. Ужасно тяжело мне было уходить от ее кровати. Она спала. Мы колебались: разбудить или не разбудить ее? Жалко было и разбудить, и не разбудить. Разбудишь, она, поняв, в чем дело, заплачет. Ей будет очень тяжело расставаться, а не разбудить — проснется, спросит папу, ей будет обидно, что не провожала отца, не улыбнулась в последний раз, заглядывая в его глаза.
Мы разбудили. Она спросонья ничего нe поняла, я спросил: «Чулпаночка, я уезжаю, до свидания. Можно мне уехать?» Она не открывая глаза, утвердительно покачала головой. Значит «можно». Значит, дочь отпускала папу на священную битву.
Это был трогательный момент, если даже я не вернусь из этой поездки, и Чулпаночка вырастет, сохраняя в душе туманное воспоминание об отце, это ее последний ответ в последние минуты расставания будет самым существенным в ее жизни: она, лишившись отца, все же гордо будет думать, что она сама отпустила папу на великую войну…
Муси.
Дочери, 5 февраля 1942 года
Дорогая моя Чулпаночка! Шлю тебе горячий привет и крепко целую. Я все еще нахожусь в Москве. Иногда бываю в нашей комнате. Там одни твои куклы. Им очень холодно. Они знают, что фашисты-гады не любят морозов, потому что они по-летнему одеты и хотели до зимы захватить Москву и ограбить наши квартиры. Но пришла зима. Зимою им стало еще хуже. Сейчас они, гонимые нашими пушками, танками, самолетами и лютым морозом, бегут обратно. Куклы и твои вещи остались целы в Москве. Фашистам не дали пройти. Поэтому твоя Светлана, Валя и Ира радуются, но им только грустно, что тебя нет около них. Они очень скучают по тебе. Но скоро придет весна.
Ты приедешь. Я тоже покончу с этими мерзавцами-фашистами, истребим их всех, и приеду к тебе с победой. А ты жди меня. Жди, дорогая! Только не скучай. Ты, думаю, уже выздоровела. Ты побольше кушай, побольше гуляй на улице. Веселись и играй, пусть мама сведет тебя в цирк и в кино. Пиши мне письма. Ну, пока, родная. Еще раз крепко целую. Передай привет маме.
Твой папа.
Другу, 20 марта 1942 года
Дорогой мой Кашшаф! Ты был и остался самым сердечным, близким и заботливым другом моим. Ты в такие трудные мои дни поддержал меня письмами, заботился о моем творчестве, о книге, о моей семье. Я искренне благодарю тебя. Я уверен, ты и сейчас не забудешь меня. Ты окружишь теплой заботой мою поэзию и мою семью.
* * *
Из последнего письма лейтенанта Петра Глухова, 1943 год
Твои глаза… Когда я смотрел в них, я испытывал неизъяснимое чувство восторга и какой-то тихой радости. Я помню твои взгляды, косые, с легким лукавством. Вот только теперь я понял, что в эти мгновенья, в этих взглядах лучше и больше всего выражалась твоя любовь. Будущее для меня – это ты. Впрочем, зачем я говорю о будущем? Ведь когда ты получишь это письмо, меня не будет. Прощай. Будь счастливой без меня. Ты сумеешь найти себе друга, и он будет не менее счастлив с тобой, чем я. Будь веселой. В дни славных побед нашего народа ликуй и торжествуй вместе со всеми. Только мне хочется, чтобы в такие дни, в дни веселья и счастья, затаенная, нежная грусть обо мне не покидала тебя, чтобы глаза твои вдруг на минуту сделались бы такими, какими они смотрят сейчас на меня с портрета. Прости за такое желание. Крепко и горячо обнимаю тебя. С приветом. Петр.
* * *
Из последнего письма Василия Ермейчука, 1943 год
Дорогая Ольга! Сегодня исполнилось ровно два года с тех пор, как я не получал от тебя теплых, душевных слов, которые греют в холодные осенние ночи, которые ласкают душу. Если бы ты знала, как тоскую я по тебе. Если бы ты знала, как много хочется мне рассказать тебе… За эти два года я многое узнал. Война ожесточила меня. Когда я вспоминаю прошлое, мне кажется, что я был мальчиком, а теперь я – взрослый человек, у которого только одна задача – мстить немцам за все то, что они натворили.
* * *
Письмо Н. Д. Панкратова жене Анастасии и детям, 22 января 1943 года
Вот уже несколько дней мы идем вперед на запад. Противник в беспорядке отступает, у меня одна только мысль — вперед, вперед. Как любо это бодрое всепобеждающее слово. Оно увеличило мои силы, заставило забыть об опасности, о смерти… Каждый шаг вперед — это шаг к вам, к нашей встрече…
Будет наше счастье, мы этого дождемся!
* * *
Письмо из воинской части
Действующая Красная Армия
Дорогие Александра Алексеевна и Илья Филиппович Татарниковы. Передо мною ваши письма, адресованные сыну и командованию части… Я отвечаю на них.
Ваш сын погиб… Он был храбрым и отважным офицером… Знаю, вам тяжело, но утешить вас нечем. Могу лишь заверить, что смерть вашего сына отомщена. Анатолий Ильич умер от ран 19.12.44 года. Похоронен в Венгрии, в деревне Камледин, в братской могиле № 7. Примите мои искренние соболезнования и наилучшие пожелания.
* * *
Добрый день, мои родные Мама, Люся, Игорь и Леночка!!!
Милые простите, что я вам так долго не писал. Письма ваши все получал, за которые большое спасибо. Их, мои родные, очень мало. Как хочется почитать в свободную минутку ваше письмецо, да еще такое, как вы пишите. После такого письма еще становишься злей, еще больше желания сделать больше, бить сильней эту гадину. Спасибо, милые, за такие письма. Я очень доволен, даже не знаю, как передать мою радость, что хотя через письма, но вы вместе со мной.
Как хорошо, что вы все – матери, сестры, братья, родные и близкие вместе с нами куете с нами победу – это еще один их трех залогов нашей победы. Конечно, жаль умереть, но и в тоже время хочется умереть, если твоя смерть приблизит час победы, вы, мои родные, будете жить, замечательно, будете о нас петь замечательные песни и будете с гордо поднятой головой и будете говорить, что ваш родной сын, брат, дядя погиб честно в борьбе за родину, за освобождение.
Мои милые, мои дела хороши. Только давно не получал писем от Коли, да и сам давно ему не писал.
Как милые Ваши дела? Как, мамочка, твое здоровье? Пишите больше и чаще.
Крепко целую. Ваш Жора. 4 мая 1942 г.
http://back-in-ussr.com/2014/05/den-pobedy-samye-nezhnyepisma-s-fronta.html
http://orensad20.ru/it-s-interesting/70-years-of-victory/letters-from-the-front/
https://pikabu.ru/story/lyubovnyie_pisma_s_fronta_3279786
ЛЮДИ ГОВОРЯТ