Леонид Якубович об авиации, вождении и о себе

31 июля одному из самых известных телеведущих России, Леониду Аркадьевичу Якубовичу, исполняется семьдесят семь лет. При этом списокего увлечений впечатляет, но что еще более впечатляет, так это то, что Леонид Аркадьевич частенько увлекался чем-то для себя новым в солидном возрасте.

— Леонид Аркадьевич, если предположить, что вы вдруг сегодня увлеклись авиацией, то к чему должен быть готов новичок, допустим, за сорок?
— Во-первых, есть ограничения — возрастные и по здоровью. Надо пройти сначала медкомиссию. Во-вторых, в Подмосковье, да и не только, работает множество авиаклубов, где можно освоить азы самолетовождения или вертолетовождения, другое дело, что это недешевое удовольствие. Но если сильно захочется, то средства всегда найдутся. Начальная летная подготовка — приблизительно 40 часов. В этот норматив входят и практика, и теория, и вам дадут право самостоятельного управления летательным аппаратом вблизи учебного аэродрома. Дальше следует пройти штурманскую подготовку, на право полетов внутри России или по русскоязычным странам. Для того чтобы летать за границей, надо пройти специальный курс иностранного языка «Небесный разговор», и это довольно любопытный язык. Не совсем английский, скорее сленг. Дело в том, что существует обязательная форма, при которой любое сказанное в воздухе слово должно быть немедленно понято диспетчерской или какой-либо иной службой на земле. Следовательно, этот язык не допускает слов двоякого значения. Все правила в воздухе написаны кровью, они проверены годами, неизменны и мотивируются только безопасностью полетов. Любую команду с земли вы должны дословно подтвердить, продублировать, как говорят — «выдать квитанцию», и выполнить как приказ. Например, в этом языке не существует слова «найн», есть слово «найнер», или нет такого понятия, как «я вас понял», — есть «роджер». Связь на земле иногда пропадает, а в небе это может происходить гораздо чаще. «Найн» может забиться, а «найнер» — с эр — будет услышано правильно. Этому языку тоже несложно научиться. Даже люди, которые очень хорошо знают английский язык, и очень опытные пилоты обязаны сдать зачет по этому языку. Итак, все это даст вам право летать, куда вы захотите.
— Как считаете, нужна ли авиация широким массам?
— Так широкие массы никогда и не стремились заняться авиацией. Эти годы прошли. Осоавиахим своим призывом «Все в небо!» дал огромное количество авиаторов, которые смогли в том числе защитить страну. Для меня увлечение авиацией — это не просто слова. Сегодня все стало коммерческим. Я понимаю почему, но мне это не нравится. Говоря о малой авиации, мы говорим о государственной задаче, потому что все это мобилизационные ресурсы страны. Это касается всех, даже тех, кто водит машину или мотоцикл. Если что-нибудь случится, не дай Бог, и где-то, на каком-то участке вдруг неожиданно обнаружится, что первый эшелон выйдет из строя — по разным причинам: ранению или гибели, то до того, как придет смена, необходимо держать фронт. Мне 77 лет, и я уже не смогу поднять в воздух истребитель, тем более вести бой, но что касается транспортной авиации — какое-то время, пока не придет подмога, я смогу чем-то помочь просто потому, что я это умею. Для формирования такого ресурса я бы предложил, например, сбросить немного налоговую нагрузку с аэроклубов с одним условием — чтобы в субботу и воскресенье в этих аэроклубах работали бесплатные детские школы. И речь не только о полетах. Если к полетам не допускает медицина — аэродромное обслуживание, техник и так далее. Потом это увлечение, может, и пропадет, но мы получим ремесленников, которые хоть на десять минут, хоть на полчаса смогут заменить выбывших. Если так к этому относиться, то разговор о малой или большой авиации приобретет совершенно иной крен. Сейчас большинство не могут заниматься авиацией не потому, что не хотят, а потому, что у них нет такой возможности. Но мы ведь говорим о национальной безопасности, а это вопрос государственный. Чтобы авиация стала доступна широким массам, надо делать один-два дня в неделю бесплатной секции для детей.
— А что происходит сейчас в малой авиации?
— В малой или в большой авиации следует иметь в виду сложный, но решаемый процесс импортозамещения. Сегодня важно думать о том, как быстро мы сможем наладить производство тех деталей, которые мы много лет импортировали. Очень много нюансов, связанных с оборудованием, компоновкой, электронной начинкой бортов — это следует заместить собственным производством. Есть и тонкости, например, для больших бортов весом, скажем, в двести тонн и больше довольно сложная история насчет композитов. Надо заново создавать плоскости из композитных материалов — крылья и так далее — и нарабатывать опыт производства этих деталей. Это будет сделано наверняка и делается уже. Другое дело, что все зависит от того, насколько быстро государство сможет вложить довольно большие средства. К тому же еще и специалисты нужны. Это не только касается инженерно-технического состава, но и рабочих специальностей. Подготовка кадров — очень серьезная и кропотливая работа. Это настолько важно для государства, что, вне всякого сомнения, этот вопрос будет решен. Другой вопрос — когда. Я свою трудовую деятельность начал на туполевском заводе и знаю, насколько тяжел, насколько ювелирен труд людей, работающих в авиационной промышленности. Каждый из них — штучный товар, люди с золотыми руками.
— Теперь про ваш личный опыт. Можете рассказать про аварию, когда вы были за рулем?
— У меня, к сожалению, был случай. Это правда, мне буквально под колеса упал пьяный человек. Целый год шло следствие, хотя все было ясно: и скорость у меня была не больше сорока — я только от светофора отъехал, и он выскочил из-за рядом едущих машин. Мужчина был высокий, метр восемьдесят, он бежал согнувшись и ударился головой о зеркальце. Вообще, он скорее падал, чем бежал. Потом следствие установило, что он был пьян. Я потом много лет с трудом ездил, хотя опыт у меня огромный. Это ощущение давило меня очень много лет. Тяжелая история, хоть это и несчастный случай и вины-то твоей нет. Иногда ловлю себя на мысли, что чтобы с тобой ни случилось на дороге, прав ты или не прав, но даже если ты 100 % прав, все равно возьми миллионный процент на себя. Что-то не усмотрел, где-то вовремя не среагировал и так далее. У меня было несколько учеников, которых я посадил за руль, включая моих сына и жену. Я вдалбливаю в голову только одно: как бы хорошо ты ни водил машину, все-таки признай, что ты водить машину не умеешь. Я имею в виду следующее: если ты гонять начал, то с кем пытаешься сравнить себя? С Ники Лаудой? Великий гонщик, попал в свое время в жуткую аварию. Все равно ты хуже, чем он, водишь машину. Согласитесь, есть люди, которым не дано водить машину. Это не значит, что они не могут сесть за руль. Просто, зная это, надо трижды увеличить собственное внимание. Вообще, прежде чем зачислять в автошколу, полезно проводить психологическое тестирование, а готов ли человек к этому. Отмечу невероятный расцвет агрессии и безразличия на дорогах. В мое время стоило только остановиться и поднять капот, как тут же рядом тормозят три-четыре машины с предложением помощи. Попробуй сейчас! Было какое-то братство, что ли. Автомобиль — это транспортное средство повышенной опасности, может случиться все что угодно. Еще один момент, который мне не нравится. Отношение к представителям ГИБДД и ДПС. Я почти убежден, что половина рассказов про них — это вранье. Это все равно что писать о том, сколько самолетов у нас падает, — люди просто начинают бояться летать. Я помню очень хорошо Олимпиаду-80, полупустые улицы. Едешь, и тебя останавливает человек в форме, с палочкой и говорит: «Извините, ради бога, вы слишком быстро едете, а там крутой поворот, аккуратнее, пожалуйста». И после этого ты едешь в совершенно ином состоянии. Я убежден, что подобных людей на дороге гораздо больше, чем тех, о которых бесконечно пишут. Надо популяризировать братство на дороге. Надо приучать людей к тому, что человек с палочкой, человек в форме на дороге, а также человек, сидящий за рулем, — это брат. Если так будет, то и количество нарушений резко уменьшится.
— Одолевают ли сомнения, когда начинаете что-то новое?
— Я сомневаюсь потом. Сначала что-то делаю, а потом начинаю сомневаться. Я человек увлекающийся невероятно и иногда жалею об этом. Редко, кстати, жалею.
— Какие еще сферы хотели бы освоить?
— Я бы попробовал соприкоснуться с тем, чем занимаются космонавты. Это совершенно фантастические люди. Я преклоняюсь перед каждым. Конечно, попробовал бы слетать, теоретически возможно, говорят, но я почти убежден, что мне это не предстоит — по медицине уже не пройду. Мне хочется посмотреть на Землю с такой высоты. С 10 тысяч метров я смотрел и с 10 метров тоже смотрел. Больше ничего подобного во мне не живет. Я чрезвычайно прилип к небу и абсолютно боготворю людей, которые сидят за штурвалом или за ручкой, да и вообще людей в погонах. Им дано что-то такое, чего мне не дано сделать никогда. Я многих знал по горячим точкам, со многими до сих пор дружу и каждый раз за столом поднимаю тост и говорю им, что, если бы я был молодым, я бы хотел быть на них похожим.
— Что посоветуете людям, которые хотят изменить свою жизнь?
— Каждый раз, когда я встречаюсь со школьниками, кадетами и так далее, предлагаю всем жить как я: хочу — значит могу. И плевать на любые мнения, включая врачей. Я окончил авиационное училище, когда мне было 57 лет. Мне сто раз говорили, что нельзя поступить и тем более окончить. Тем не менее это произошло. Хочу — значит могу. Всё, больше нет другого. Любое мое «хочу» мне Бог подарил, а следовательно, нельзя спорить с Богом. Хочу — значит могу.
Беседу вел Кирилл БАЛАШОВ.

Фото sakhalin.info