Наше легендарное кино. «Мы из Кронштадта»

20 марта 1936 года на советские кино­экраны вышел фильм «Мы из Кронштадта», поставленный на «Мосфильме» режиссером Ефимом Дзиганом по сценарию драматурга Всеволода Вишневского. Картина о героизме и стойкости матросов Балтийского флота в годы Гражданской войны стала одной из легенд молодого советского кинематографа.
Ефим Дзиган, пришедший в кино в середине 1920-х годов, до постановки этой картины успел снять несколько документальных и четыре художественных фильма.
«Все началось с пьесы «Оптимистическая трагедия», — пишет Игорь Мусский в работе «100 великих отечественных кинофильмов». — Восхищенный пьесой, Дзиган отправился к ее автору, Всеволоду Вишневскому, с предложением об экранизации. Все персонажи трагедии, их образы, характеры, их поступки были ему столь близки, понятны и дороги, что как живые проходили перед глазами. Однако Вишневский сказал: «Делать сценарий по пьесе не буду…» <…> Настроение Дзигана ухудшилось до предела — надежды на сценарий рухнули. Но тут он услышал спасительные слова: «Я напишу новую, самостоятельную вещь для кинематографа».
Готовясь к съемкам, Ефим Дзиган и Всеволод Вишневский побывали в ленинградском Центральном военно-морском музее, выезжали на Балтийский флот, беседовали с моряками. В ноябре 1933 года сценарий был закончен. Прошли его читки на студии, в Союзе писателей, друзьям-кинематографистам. Теперь сценарий нужно было ­утвердить.«Дзигана вызвали к директору студии, впоследствии профессору МГУ по западной литературе, — продолжает свой рассказ Игорь Мусский. — Он сообщил, что специальная коллегия по рассмотрению сценариев отвергла сценарий фильма «Мы из Кронштадта». Решение вынесено, обжалованию не подлежит. В каких только грехах не обвинялись авторы! Вот только некоторые из претензий: «В сценарии «Мы из Кронштадта» — серьезные политические недостатки, отсутствие движущих идей». «Матросы показаны как анархическая масса, неизвестно, за что они сражаются». «Вишневский принизил пехоту. Он хочет показать исключительную роль матросов, вне связи с ролью партии и рабочего класса». «Матросы гибнут безропотно, обреченно. Автор развивает философию стихийности». «В произведении Вишневского — мрак и биологизм. Наш зритель не поймет и не примет такого фильма».Кинокартину спасло то, что сценарий прочитал нарком обороны Климент Ворошилов и он ему понравился. Вскоре руководитель советского кинематографа Борис Шумяцкий сказал Ефиму Дзигану:
«Товарищ Ворошилов сообщил, что фильм «Мы из Кронштадта» надо делать. Но так, чтобы зрители полюбили главных действующих лиц — матроса и пехотинца. И чтобы не было противопоставления флота и пехоты».
Прошло еще немного времени, и утвердили съемочную группу: главный оператор Наум Наумов-Страж, мастер тонкой светотени, сумевший на плоском экране словно бы объемно передать и фактуру камня, и разбушевавшееся море; композитор Николай Крюков, написавший прекрасную музыку к фильму и воплотивший замысел сценариста — сплел звуковые образы моря и ветра с образами героев; художник Владимир Егоров — один из ветеранов отечественного театра и кино, знаток исторического антуража.
Что касается актеров, то Вишневский настаивал, чтобы на главные роли были привлечены популярные исполнители, «мастера-первачи». Однако у Ефима Дзигана было на этот счет другое мнение. Он привлек к работе малоизвестных артистов, будучи уверен в том, что в фильме «Мы из Кронштадта» с его своеобразной стилистикой не нужно героям представать в уже знакомом зрителям облике. Позже Вишневский признал, что режиссер действовал правильно, и сказал Дзигану: «Вы, как художник, чувствуете очень верно сотни вещей. Нашли — совершенно исключительно — актеров…»Подбор исполнителей шел по типажным признакам. При одном условии: это должны были быть профессионалы очень высокого класса, но до того широким кругам кино­зрителей неизвестные. На роль матроса Артёма Балашова пригласили оперного певца Григория Бушуева. Роль в фильме «Мы из Кронштадта» оказалась его единственной работой в кино. После этого фильма из-за занятости в Театре им. К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко больше не снимался. Комиссара Мартынова сыграл Василий Зайчиков, один из ведущих артистов Театра имени Вс. Мейерхольда, в кино почти не снимавшийся.
Из известных к тому времени киноактеров в фильме были заняты Петр Кириллов (матрос Валентин Беспрозванный), Олег Жаков (командир стрелкового полка Ян Драудин), Петр Соболевский (поручик фон Виттен).
Снимать фильм начали в Кронштадте. Однако из-за переменчивой погоды съемки было решено перенести в Крым.
«Чёрное море великолепно «сыграло» за Балтийское. А безоблачное, голубое небо юга в черно-белом фильме как раз и получилось серым, ровно затянутым небом Балтики, — пишет Игорь Мусский. — Появление даже самого маленького белого облачка сразу разоблачило бы этот «обман». Поэтому приходилось часами сидеть и ждать, когда это облачко проплывет мимо. В этом отношении Дзиган обладал редкой выдержкой, терпением и спокойствием».
Действие кинокартины происходит в октябре 1919 года. Бело­гвардейцы и войска интервентов осаждают Петроград. На помощь пехотинцам, обороняющим город с суши, в Кронштадте организуется экспедиционный морской отряд, который вступает в неравный бой с противником. Группа моряков попадает в плен и гибнет, сброшенная белыми с обрыва в море. Спастись удается только Артёму Балашову. В Кронштадте он получает задание возглавить новый десант моряков. Поддержанные матросами в критический момент сражения, пехотинцы переходят в наступление и ­одерживают ­победу.В сцене казни моряков есть такой кадр: они стоят связанные, с привязанными к шее и груди тяжелыми камнями, а перед глазами — морская ширь, по волнам гуляет ветер, в небе парят чайки… Можно было сделать так: отдельно снять моряков, ожидающих своей участи, отдельно — чаек, и потом смонтировать эти кадры. Но для того, чтобы усилить эффект, показать зрителю несвободу казнимых людей и, наоборот, свободу белокрылых птиц, режиссер решил усложнить задачу: чайки должны были пролетать на заднем плане, за спинами моряков. Тогда сопоставление было бы более наглядно. Но как заставить птиц пролететь через кадр в нужный момент и в нужном направлении?
Ефим Дзиган поручил изловить несколько чаек. Чтобы птицы летели так, как надо, к их лапкам привязали крепкие нити, с помощью которых возвращали чаек, а потом снова и снова «запускали» до тех пор, пока они не пролетели по кадру. Когда дело было сделано, птиц отпустили на волю.
Когда фильм сняли наполовину, Ефиму Дзигану пришло письмо из главка, в котором ему настоятельно рекомендовалось внести в картину ряд изменений, а именно: герой фильма, матрос Артём, должен был по ходу действия несколько раз спеть песню (писали, что для звукового фильма это обязательно); необходимо было сделать основой сюжета линию любви моряка к жене командира пехотинцев; и последнее — требовалось снимать фильм в подчеркнуто бытовом плане, отказаться от романтической трактовки событий, героической патетики, поэтической образности, свойственных творческой манере Вишневского.
Для того чтобы спасти фильм, Дзиган и Вишневский отправились в курортный поселок Форос для встречи с отдыхавшим там наркомом обороны СССР Яном Гамарником.
«Ян Борисович поинтересовался, как идут съемки, когда предполагается закончить фильм, — рассказывает Игорь Мусский. — Ему показали ролик, в котором была заснята атака моряков. В этой сцене отряд кронштадтцев попадает под сильный вражеский огонь. Матросы залегли. Но поднятые командой комиссара вновь двинулись плотной, развернутой цепью. С пением «Интернационала» герои-балтийцы под ураганным обстрелом неудержимо приближались к окопам, где укрепились белые. В свое время при рассмотрении сценария именно этот эпизод вызвал наибольшие нарекания, его сочли противоречащим положениям воинского устава. Критики возмущались тем, что бойцы идут в атаку плотными шеренгами, не рассредоточиваясь. Более поздняя тактика ведения боя требовала максимальной рассредоточенности наступающих частей во избежание больших потерь. После просмотра Ян Борисович высказал свои замечания и пожелания, но в целом поддержал позицию авторов картины».
Казалось бы, можно успокоиться. Однако киноруководство продолжало сомневаться, решение о выпуске картины на экраны откладывалось.
Ян Гамарник приехал на студию вместе с двумя товарищами из сектора культуры Политуправления РККА. После просмотра фильма он заметил: «Да… Сильный фильм… Очень сильный… Думаю, что он будет пользоваться и в армии, и у народа большим успехом. Вы создали очень нужное, волнующее произведение. Спасибо!»
Ян Борисович крепко пожал создателям кинокартины руку.
20 марта 1936 года фильм «Мы из Кронштадта» вышел на советские экраны. Премьера прошла с большим успехом, причем как в Советском Союзе, так и за рубежом. Ефим Дзиган и Всеволод Вишневский были награждены орденами Ленина, а в 1941 году — Государственной премией СССР.
Современники высоко оценили одаренность Дзигана: его называли «мастером реалистического эпоса». Раз за разом режиссеру приходилось убеждать чиновников и неумолимых рецензентов, доказывать, что возможен подлинный романтизм и пафос в жанре историко-революционного кино. Матросы могут идти в атаку так, как в фильме, нарушая уставные правила, но создавая, однако, выразительный художественный образ.
«Мы из Кронштадта!» — эти слова, начертанные на гитлеровском Рейхстаге, стали символом славы кронштадт­цев, доблестно сражавшихся в годы Великой Отечественной войны. А фильм был любим несколькими поколениями зрителей, остался и поныне в числе лучших произведений отечес­твенного кино.
Сергей Ишков.
Фото с сайта kino-teatr.ru